[maranta471]

09.10.2011 в 17:13

Пишет  wetika:

Вересковый мёд.
Я засранец. Оч долго делаю то, что обещал ( Мастер, тебе персональное ""пГАААААААсти"), но я чес-чесн все доделаю.

Сейчас буду радоваться (запоздало), хвастаться и речить.
Любимый Габен ( да-да, есть и нелюбимый моряк дальнего плавания) написал потрясающую вещь. Джен. Мое любимое -"на грани выдоха и вздоха", фирменное мозготраховое. А я оч долго делала обещанную картинку. Габееееееееен, я сделала. Скромно вывешиваю у себя с полном текстом под катом без разрешения. Доааа, я засранец. Скромный, тихий засранец, можешь выпороть меня в скайпе.

нажимать кнопочку и смотреть?

Света, это родилось для тебя и только благодаря тебе))) Ты знаешь
Название: Вересковый мёд.
Персонажи, пейринг: Росс, Тристан, Стил/ Тиро
Рейтинг: джен
Жанр: типа ангст
Предупреждения: всех, кто даже просто подумает о слэше между Россом и Тристаном - прошу покинуть вверенную мне территорию молча, ибо могу сделать плохо.
Портреты героев

Росс. Тристан.

с героями случился автор(с)читать?

Дом пахнет ржаным хлебом и сухим жаром растопленного камина. Легкий аромат цветущего вереска переплетается с нотками хмеля, пропитавшими его широкую, с братского плеча, рубаху, и ему кажется, что он слышит прозрачную и поднимающуюся ввысь песню младшей сестры, собирающей под широко раскинутым, невыносимо синим куполом неба яркие полевые цветы и вплетающей их в пышный венок.
Он уносит этот запах с собой в мелкую взвесь осенней непогоды, вдыхая напоследок горечь отсыревшего камня.


Их было четверо – здоровых, сытых, довольных собой лавочников, избивающих в темном и вонючем переулке тощего, свернувшегося в клубок и прикрывающего голову, монаха. Росс уже прошел мимо, когда в спину ударило презрительное: «Подлый наемник! Ни роду, ни чести» и звук оскорбительного плевка не успел отразиться от скользких от нечистот стен, заглушенный хлестким ударом открытой ладони в кольчужной перчатке по ближайшему к нему лицу. Удары попадали по нескольким целям привычно и гладко. Он замер, встретившись с отчаянным взглядом прижавшегося к стене монаха, не нанеся последний удар в открытую шею последнего, ещё живого противника. Что-то кольнуло от этого взгляда, и Росс молча пошел дальше, прислушиваясь к торопливым, прихрамывающим шагам позади себя. В тот же вечер он продал доспехи за бесценок какому-то оборванному купчишке, оставив себе два клинка. Меч – чтобы все знали, чем он живет. Мизерикорд – чтобы помнить и никогда не забывать.

Росс проснулся от тихого треска сломавшейся под осторожными шагами хворостины. Затухающий посреди маленькой лесной поляны, костер тускло высветил покрытое начинающими чернеть синяками остроносое лицо и тонкое запястье присевшего к огню монашка. Сквозь прореху в рясе мелькнула острая коленка. Монашек настороженно сверкнул глазами, по-гусиному переступив немного от огня, и прикрыл белое пятно кожи ладонью. Россу почему-то подумалось, что тот похож на взъерошенного, только что научившегося летать, галчонка. И, незаметно для себя, провалился в сон, наполненный запахом цветущего вереска и шелестом сгибаемых ветром трав.

Они шли на запад, на расстоянии нескольких шагов друг от друга, минуя большие города, держась бедных крестьянских наделов, расплачиваясь за нехитрый провиант мелкой медной монетой из тощего наемничьего кошеля. Росс морщил нос от запаха зловонной мази, щедро наносимой монахом на медленно сходящие синяки, и отмахивался от молчаливого предложения в излечении своих заживающих рубцов на руках. Ночами жгли костер, карауля сон попутчика. И молчали.
Иногда Росс оглядывался, не слыша в густом подлеске на звериной тропе звука твердых подошв монашеских сандалий. Тогда он терпеливо усаживался ждать момент, когда в темных зарослях, намного впереди, мелькнет серая прохудившаяся ряса, и притихший лес наполнится топотом ног, потерявшего его, смешно сопящего, и быстро отыскивающего пропажу, монаха.
Иногда, оглянувшись, Росс замечал, как застывает истуканом высокая фигура попутчика, как напрягаются плечи под грязным серым сукном, в ожидании одного и жестоко-простого «Отстань!». И опять Росс молчал, размерено шагая, с каждым вдохом и выдохом приближаясь к оставленному несколько лет назад, пахнущему ржаным хлебом и жаром камина, дому на высоком холме, окруженному морем цветущего вереска и широким куполом синего-синего неба.

- Там, - огромный ландскнехт махнул рукой в сторону ряда покосившихся, пропыленных палаток, - устраивайся.
Росс кивнул и уже сделал шаг в указанном направлении, когда тяжелая рука легла на плечо.
- Придумай себе имя.
Росс с сомнением посмотрел на немца. Тот вздохнул и пояснил:
- Не стоит марать свое родовое имя, продавая услуги меча королькам- пройдохам.
Росс согласно кивнул и, закинув на плечо мешок с небогатыми пожитками, ведя на поводу ещё не признающего его, вчера купленного, коня, пошел по вьющейся по склону холма тропинке к лагерю наемников.

Он слегка покалечил похожего на спесивого голубя соотечественника в первый же вечер, отстаивая свое право на убогий кусок холстины, гордо называемый походным шатром, отбив разом все дальнейшие попытки покуситься на то, что он считал своим.
- Имя не выбрал? – ввалившийся ближе к ночи в палатку уже знакомый ландскнехт сыто отдувался и редко рыгал крепким луковым духом.
- Нет.
- А я сначала подумал, что ты немой, - немец широко оскалился, обнажая крепкие и крупные зубы, - до города не надумаешь – сами окрестим.
Росс промолчал.
Через неделю, устроившись на постой в крохотном и чистом домике молодящейся вдовицы, вместе с первым жалованьем, Росс получил и новое имя.

- Стил! – зычный голос командира перекрыл уличный шум, привлекая к его обладателю внимание прохожих. Росс поморщился, но обернулся на окрик.
Ландскнехт, возвышаясь почти на полголовы над суетливыми горожанами, махал ему широкой ладонью, подзывая к себе. Росс помедлил, раздумывая, не наплевать ли на зов.
- Стил! – прозвучавшие в голосе нотки окрасили новый призыв угрозой, и Росс медленно пошел обратно, равнодушно отодвигая со своего пути зазевавшихся встречных прохожих.
- Королек велел собираться, завтра с утра с другим корольком воевать пойдем, - Ротхар с легкой насмешкой прищурился, глядя на него.
Росс молча кивнул. Немец рассмеялся и ощутимо хлопнул его по плечу.
- Тебя наверное бабы любят, - просмеявшись, заявил он, - только близко не подпускают.
Росс с удивлением посмотрел на командира.
- Вот ты постоянно молчишь. А вдруг ты про них всякие гадости думаешь? Поэтому и не подпускают, - разъяснил свою мысль тот.
Росс усмехнулся и пожал плечами в ответ.

***

Их было много, этих маленьких войн. Со временем, Росс перестал запоминать выдуманные имена новичков – молодые, дерзкие и отчаянные, желающие богатства и славы, они умирали быстро от точного удара противника или мучительно и с криками истекали кровью на поле боя, моля о помощи или смерти.
- Только дурак думает, что будет жить вечно, - наставлял Ротхар, с тяжелым стуком опуская огромную кружку с молодым вином на грязную столешницу в очередной таверне.
- Хочешь разбогатеть на этом ремесле – научись бояться смерти, - так заканчивал свою проповедь немец, напоследок философски-задумчиво и громко рыгая.
- А вот ты? Все молчишь и молчишь… Что ты забыл в этих чужих склоках? – пьяно выпытывал он у Росса, - ведь нет в тебе этой дури, чтобы голову ради славы сложить…
Росс отмалчивался, неопределенно пожимая плечами, и грязно поминая имена всех святых угодников, тащил огромного немца по полным нечистот ночным и склизким улочкам до его обиталища.

Ему достался тяжелый противник – выносливый и напористый, умело орудующий палицей вместо переломившегося меча. Они, уже пешими, кружили на крохотном пятачке, обмениваясь ударами и избегая случайных атак дерущихся рядом. Росс тихо шипел на каждом выдохе от короткой и острой боли в ещё незажившем плече, мечтая вытереть пот, разъедающий глаза и мешающий и без того ограниченному обзору. Он взвыл от пришедшегося вскользь удара по локтю и крутанулся волчком, пытаясь ударить в ответ, когда его оглушило и поставило на колени гулом выдержавшего столкновение с палицей шлема и всей тяжестью кованного шипастого железа. Он судорожно хватал тяжелый, жаркий воздух, с шумом выдыхая, и удивлялся, что до сих пор не лежит мертвым в истоптанной и смешанной с грязью траве.
- Собираешься жить вечно? – насмешливый окрик вернул слух, обрушиваясь и давя со всех сторон криками боя и скрежетом железа над головой. Высокий незнакомый рыцарь гибко и сильно отвел мечом от его головы палицу нападавшего и, проскользнув у того под рукой, расчитано-верным движением нанес со спины смертельный удар в зазор между шлемом и кольчугой.
- За тобой должок! – прокричал незнакомец, сверкнув взглядом из прорези шлема, и шагнул вперед, прорубая себе дорогу среди плотно окруживших одного из ландскнехтов противников.
Росс устало опустился на пятки, прижавшись лбом к рукояти воткнутого в землю меча, и подумал, что он пережил уже слишком много этих маленьких войн.

***

Маленький хутор на их пути не отличался ни чистотой, ни богатством от остальных. Только, поднимающая волосы дыбом, тишина, наглухо закрытые ставнями окна лачуг и опасливые взгляды их хозяев из широких щелей. Пара пожарищ на самой окраине и вороватое, быстрое движение беззубой старухи, смахнувшей с его ладони пару медяков в обмен на полузасохшую краюху хлеба с куском заплесневевшей с одного бока сырной головы. Он оглянулся на монаха, заботливо укрывающего куском старой рясы свернувшегося в клубок у развалившегося плетня заброшенного дома, дрожащего мальчишку. Монах обернулся, словно кожей почувствовав взгляд, и осторожно поправив мокрую от пота прядь волос, прилипшую ко лбу больного, заспешил следом, на ходу роясь в своей бездонной суме. Росс только качнул головой, пропуская его впереди себя по плохо пробитой, неровной дороге.
Он почувствовал неладное уже на следующий день: привычно ровный звук ударов твердых подошв о землю за его спиной сначала сбился пару раз, то замирая, то частя, потом затих совсем. Росс обернулся, пытаясь рассмотреть в наступающих сумерках высокую фигуру попутчика, когда шаги возобновились снова и почти неразличимый серый силуэт быстро приблизился к нему, догоняя. Росс выдохнул и двинулся дальше, намеренно замедляя и укорачивая ширину собственных шагов.
Он проснулся, как от толчка в бок, и долго прислушивался к наполненной шорохом и криками ночных птиц лесной тишине, унимая гулко бьющееся сердце. Время медленно текло, успокаивая, и Росс почти задремал, когда услышал короткий сиплый хрип. Он вскинулся, высматривая в слабых отсветах затухающего костра лицо лежащего на спине монаха. Грубое сукно рясы прилипло ко лбу, потемнев от пропитавшего его пота, черты лица заострились, глубокие тени залегли по щекам и у закрытых в горячке глаз, дыхание вырывалось из груди с трудом, редко переходя в надсадный кашель. Росс сел и, немного подумав, развязал мешок со своим нехитрым скарбом. Две фляги – с водой и вином – легли рядом с лоскутом сарацинского шелка, все ещё хранящего запах чужой крови и знойного полудня. Росс уселся, уперевшись спиной в огромную, заготовленную ими для ночного костра, сушину, и закрыл глаза. Он помнил, как быстро и мучительно уходили облюбованные черной смертью, как они кричали и бились в болезненных судорогах, отходя в мир иной. И с закрытыми глазами, на ощупь, Росс нашел на дне своего мешка запеленатый в обрывок кожаного плаща кинжал, знакомо и уютно устроившийся в его ладони. Блеснув острой гранью, мизерикорд занял свое место на траве рядом с флягами, дожидаясь своего часа.

- Живой? – бухнувшийся рядом на скамью, Ротхар закрыл глаза, не дожидаясь ответа и с довольным, похожим на гудение пчелиного роя выдохом, вытянул ноги под столом.
Росс сделал мелкий глоток сидра и пожал плечами.
- Вот мне даже смотреть на тебя не надо, чтобы знать, что опять плечами пожимаешь, - немец хмыкнул, - мне сегодня из-за тебя прохода не дают.
Ландскнехт приоткрыл один глаз и пристально посмотрел на Росса.
- Южане сначала по одному меня выспрашивали про тебя, потом уже всей толпой прибежали, - пояснил он в ответ на вопросительно приподнятую бровь, - бояться, мелкота разноцветная, своего командира потерять. Говорят, что не просто так он тебя вчера в бою прикрыл.
Ротхар ещё раз хмыкнул и навалился на стену позади себя, показывая, что разговор закончен.
Южан Росс вспомнил сразу: новички, многоцветной стайкой держащиеся вместе, в дорогих и тонких доспехах с богатой чеканкой, напоминали диковинных птиц. Он смутно помнил их командира – высокого и поджарого, в простой крепкой кольчуге.
- А, вот и они, будь они не ладны,- проворчал немец, взглянув на распахнувшиеся в таверну двери, - но ругаются красиво, как в любви признаются.
Росс посмотрел на вошедших, сразу отыскав взглядом высокую фигуру командира южан. Гибкий, обманчиво расслабленный, тот был похож на хитрого лиса, замершего посреди птичьего двора и настороженно дергающего ушами. Росс вздохнул и поднялся со своего места. И замер, завороженный пристальным взглядом прищуренных глаз высокого южанина в простой кольчуге.
- Ох, не зря эти пестроперые за командира волновались, - насмешливая реплика немца и короткий многозначительный смешок вернули ему уверенность и способность двигаться. Росс бросил на стол пару мелких монет и кивнул на прощание другу, выходя из-за стола.
Несколько шагов через переполненный завсегдатаями и постояльцами загаженный зал дались ему тяжело: его тянуло вперед, сильно и больно привязывая к обладателю опасного и многообещающего прищура.
- Здесь меня называют Стилом, - Росс удивился, как сипло и болезненно прозвучали его слова. Непонятная и напевная речь окруживших своего командира южан оборвалась при первых звуках его голоса.
- Я знаю, - тряхнув вьющейся копной темных волос, южанин белозубо улыбнулся, и Росс поймал себя на мысли, что хочет дотронуться до медово-золотистой кожи его щеки, провести по образовавшейся на ней от улыбки ямочке, скользнуть пальцами в густоту блестящих и тяжелых волос, притянуть и не отпускать, пока не успокоится бешеный стук сердца. – Я – Тиро.

- Почему Стил? – южанин спрятал улыбку за крутобокой кружкой с вином, не скрывая заинтересованного блеска каре-зеленых глаз. Росс пожал плечами. Южанин рассмеялся – громко и заразительно, запрокинув голову и открывая взгляду сильную шею.
- А что значит Тиро? – спросил Росс, теряясь в чужом смехе, стараясь удержаться за произнесенные слова.
- Пламя, - южанин плавно склонился к его уху и прошептал, - и тот, кто назвал тебя тихим - несчастен, потому что никогда не услышит, как ты кричишь от удовольствия.
Глиняная кружка в руках Росса треснула, проливая пахучие капли молодого вина.

Росс, привалившись к стволу старого бука, наблюдал, как вертится веретеном у походного костра, приставленный к нему Ротхаром, голенастый и вечно сопливый мальчишка – оруженосец. Он усмехнулся, заметив, как тот запунцевел и засуетился под сердитым взглядом подошедшего к костру немца. Ротхар густо крякнул, ткнув пальцем в сторону ближайшего леска.
- Если хочешь сегодня лечь спать сытым – для костра сушин набери, а то твоей тощей охапки хвороста даже мышь поджарить не хватит.
Мальчишка шмыгнул носом и быстро засеменил в указанном направлении.
- Разговор есть, - немец встал напротив Росса, уперев руки в бока.
Росс повел плечом, давая понять, что готов слушать.
- Мне сегодня капеллан всю макушку проел. Говорит, что черт с вами двоими греховодниками, но калечить людей из-за ерунды дело совсем не богоугодное.
Росс усмехнулся.
- Когда ты в городе разбил пару бюргерских носов за сальные шутки в ваш адрес – это шалости, А вот за какие грехи ты Року обе руки переломал? Ведь такого бойца из строя вывел! Лекарь сказал, что раньше зимы тот меч поднять не сможет. И теперь скажи мне, старому дурню, неужели твой сицилиец стоит этого?
- Он стоит большего.
Росс ответил, не задумываясь.
- Он стоит всего, что я могу ему дать. И даже больше. Если он потребует мою жизнь – он получит ее.
Немец недолго помолчал, задумчиво жуя отросший ус.
- От тебя я другого и не ожидал, - наконец произнес он. И потрепал Росса по отросшей вихрастой макушке.
- А остальных я предупрежу, чтобы впредь руки берегли и к твоему их не тянули.

- Ты ведь даже не знаешь, какой ты, - Тиро, обхватив руками его лицо, очерчивал пальцами линию скул, скользил губами по коже щек, обводил языком и прикусывал мочку уха. И шептал, шептал, - ты пьянишь сильнее самого старого вина, и ангелы на небесах завидуют мне, когда ты смотришь на меня. Ты слаще меда в наполненных солнцем сотах и ты горек, как сок полыни, потому что я отравлен тобой…
Росс рассыпался жарким звенящим песком и сжимал, вплавляясь кожей в кожу, свое игривое, нежное, но испепеляющее до дна, пламя.

Росс смочил нагретую жаром монаха тряпицу прохладной водой и, устроив ее на лбу у больного, подумал, что уже скоро. Он замешкал, усаживаясь на облюбованное у сушины место, и прислушался к себе. Ничего.
Полуденное солнце слепило сквозь прорехи в кронах деревьев и Росс закрыл глаза, отыскав на ощупь мизерикорд, провел, осторожно касаясь. И понял, что успел привыкнуть к своему попутчику: его смешному, иногда раздражающему сопению за спиной, звуку его шагов и уютному молчанию у ночного костра. С сожалением подумал, что так и не узнал его имени. Он откинул голову на шершавый ствол, подставляя лицо солнцу, и быстро провалился в сон, закруживший его белозубой улыбкой и янтарными бликами, запутавшимися в копне темных вьющихся волос.

Он проснулся от треска валежника- слабый, хрипло дышащий, монах пытался подняться, раз за разом падая обратно на уже пожелтевший лапник. Росс метнулся к нему, поморщившись от боли в пораненной мизерикордом ладони.
- Мне надо, - сипло прошептал монах, махая в сторону густого кустарника. Он отстранил протянутую Россом руку и, обессилев, снова упал. Росс усмехнулся и, перехватив поперек туловища слабого, как новорожденный котенок, монаха, легко поставил его на ноги, не торопясь отпускать.
- Я сам. Сам, - монах уперся руками ему в грудь, заставляя отступить. Росс помедлил и, согласно кивнув головой, разжал руки, сделал шаг назад. Он сдержал себя, увидев, как подогнулись колени скрытые грязной рясой и монах безвольной марионеткой осел на землю.
- Отвернись, - треснутым голосом проговорил тот и подкрепил свои слова красноречивым жестом. Росс увидел, как поджались губы, и румянец стыда пробился через болезненную бледность щек. Он пожал плечами и, развернувшись, пошел в гущу леса за свежим лапником.

Тупые еловые иглы кололи предплечья и бок, заныло, предвещая дождь выбитое в давнишнем бою плечо, и Росс поспешил обратно к поляне. Костер уже прогорел, монах спал, свернувшись калачиком в стороне от разворошенной лежанки. Росс усмехнулся, покачав головой и сбросив на землю свою ношу, направился к ближайшим кустам за ветками для шалаша.

Он ушел с поляны до рассвета, загодя выпоров из пояса золотой, оставив в шалаше рядом со спящим монахом остатки нехитрого провианта и флягу с наполовину разбавленным вином.

В этот раз ему не повезло: их было трое, одинаковых, мощных и невероятно сильных. Удары тяжелой палицы и двух топоров поставили его на колени в считанные мгновения. Он чувствовал вкус крови на языке – от удара шлем приложил по лицу, и распоротая зубами щека сильно кровила. Руки, сжимающие рукоять воткнутого в землю меча, дрожали, не способные удерживать на весу даже часть тяжести его слабеющего тела. Росс зажмурился, молясь, чтобы кольчуга выдержала напор топоров хотя бы ещё чуть-чуть. Чтобы он успел вспомнить дом на высоком холме под синим куполом неба, и унести с собой в небытие улыбку говорливого сицилийца.
Напоминающий медвежий, громкий рев у него над головой оборвался треском и лязгом столкнувшегося металла. Росс поднял голову. Ротхар, уже потеряв в бою шлем, с перекошенным яростным оскалом лицом, взрыкивая при каждом взмахе меча, заставил отступить и попятиться двоих нападавших. Росс тяжело поднялся на ноги, опираясь на меч, и пошатываясь, морщась от боли, сделал слабый выпад в сторону оставшегося противника. Тот, словно насмехаясь, легко отклонился, отступая в сторону.
- А вот это ты зря, - услышал Росс насмешливое, и увидел, как выскальзывает наружу, приподняв кольчужный воротник, жало тонкого, богато украшенного замысловатой насечкой, меча из горла нападавшего, как медленно, словно погружаясь в воду, падает на землю его уже бездыханное тело, открывая взгляду высокую фигуру Тиро.
И в тот же мгновение сдвоенный крик, похожий на рев раненого зверя оглушил его, тяжелый удар палицы, пришедшийся в плечо, развернул на месте. Уже теряя сознание от боли, он успел увидеть, как острый топор вспарывает, как засохший лист, казалось, такую прочную кольчугу сицилийца, и как простой короткий меч второго из нападавших погружается в образовавшуюся прореху, распарывая и проворачиваясь, как по светлому полотну нательной рубахи расползается пятно цвета старого вина. Росс закричал, пытаясь удержаться в сознании, но тяжелое беспямятство накрыло его плотным и глухим одеялом.

А потом пришла боль. Она заполнила его целиком, до краев, выплескиваясь через скрытые под доспехами ушибы и ссадины. Под веками, снова и снова, он видел темное пятно – растущее, заполняющее собой и приносящее боль, не сравнимую с телесной.
- Стил! Стил, - голос Ротхара и ощутимое потряхивание заставило открыть глаза и Росс сначала увидел всклоченную и грязную рыжую бороду немца, и только потом, моргнув пару раз встретился взглядом с почти прозрачной и неожиданно яркой голубизной его глаз.
- Живой, - с облегчением выдохнул ландскнехт.
- Тиро?
Росс увидел, как исказилось покрытое грязными разводами лицо, словно пытаясь спрятать болезненную гримасу, и немец молча мотнул головой в сторону груды бездвижных тел справа от себя.
- Помоги, - Росс сжал зубы, чтобы сдержать рвущийся на волю крик, и медленно, превознемогая боль, поднялся на ноги, тут же подхваченный под руки неожиданно суетливым Ротхаром.
Они были ещё живы. Все трое – Тиро и двое его убийц. Росс скрипнул зубами, отваливая в сторону, под меч ландскнехта, лежащего на сицилийце противника, и опустился на колени, удовлетворенно усмехнувшись от звука предсмертного хрипа за своей спиной.
- Ног не чувствую, - Тиро посмотрел на него, нахмурив брови. Росс вздрогнул.
- Помоги.
Росс замычал, отрицательно мотая головой, пряча лицо в ладонях, не чувствуя, как стекают по запястьям из-под перчаток тонкие струйки крови.
- Ты мне обещал, помнишь? – прошептал Тиро, притягивая его к себе, отстраняя его руки, касаясь сухими губами щеки.
- Помню, - он провел, осторожно дотрагиваясь, по бледной щеке, вглядываясь и запоминая, вбирая в себя облик грешного и жестокого ангела, наполнившего его душу солнечным светом далекого юга, - помню.
Рукоять богатого мизерикорда спряталась в широкой ладони сицилийца, трехгранное острие, задрав обрывки кольчуги, встало напротив сердца. Он накрыл ладонью, приласкав, сильные пальцы, сжимающие рукоять и, склонившись, поцеловал, старясь не слышать, как трещит разрываемое острием полотно, не чувствовать, как с легкой заминкой лезвие пробивает часто бьющееся горячее сердце.

Затяжной дождь мелкой взвесью налипал на лицо, пропитав влагой капюшон. Росс передернул плечами, отгоняя дурное, и прибавил шаг. Наполненная провиантом сума била округлившимся боком по спине, напоминая о том, что следует поторопиться. И он спешил по узкой звериной тропе обратно к еле заметному в сгущающемся полумраке наступившего вечера просвету между деревьями.
Поляна встретила его тишиной. Уже промокшее, черное пятно кострища ударило своим видом под дых. Росс остановился, словно споткнувшись. Тяжесть сумы стала вдруг непомерной. "Ненавижу Тебя"- почти прошептал он, запрокинув голову и подставляя лицо мелким каплям дождя.
Шелест и треск ударяющихся друг о друга веток привлек его внимание Росса к противоположному краю поляны. Из зарослей, пошатываясь, но упрямо переставляя ноги, прижимая к груди небольшую охапку хвороста, вышел монах. Росс медленно выдохнул, наблюдая, как безвольно опускается на землю, изламываясь, заметивший его монах, как разжимаются его руки, роняя хворост.
- Я думал, что ты ушел...
Росс снял с плеча суму, и пристроив ее под ближайшим деревом, в несколько шагов оказался рядом с по-детски шмыгающим носом монахом.
- Я проснулся, а тебя нет... Костер потух...- бормотал монах, крепко, словно страшась отпустить, цепляясь в плечи помогающего ему подняться Росса.
Росс усмехнулся, ободряюще потрепав его плечу, и усадил на сушину. Монах всхлипнул, упираясь лбом в его грудь. Росс замер.
- Там, в переулке, когда я думал, что скоро умру, я молил Бога об избавлении. И Он послал мне тебя...
Росс вздрогнул и отстранился, осторожно расцепив крепкую хватку монашеских рук. Он отвернулся, избегая отчаяния в чужих глазах, и привычно, размеренно, занялся костром.

- А ты счастливчик, - хмыкнул лекарь, вскрыв и перевязав последний, от прилившей крови похожий на сытую пиявку, рубец на предплечье,- ни одного перелома.
Росс пожал плечами.
- Ну, ладно. Будь здоров, - неловко потоптался, ожидая оплаты за свои услуги, лекарь. Мальчишка-оруженосец, повинуясь разрешающему кивку, протянул ему мелкую монету и выскользнул следом наружу, подальше от страшно молчаливого и неживого господина.
Он наблюдал, не отрываясь, за движением теней на полотняной стене шатра, когда полог откинулся, впуская внутрь Ротхара и капеллана.
- Смирись, - священник кашлянул и сделал осторожный шаг вперед, - на все воля Божья. Отец наш небесный…
- Мне не нужен такой отец.
Капеллан поежился под пронзительным и не обещающим ничего хорошего взглядом Росса и отступил.
- За грехи наши…
Ротхар крякнул и ощутимо хлопнул священника по плечу:
- Не надо усугублять, святой отец. Идите уже себе, не искушайте судьбу.
Капеллан вздрогнул и, коротко кивнув головой на прощание, выскочил из шатра.
- Не передумал?- немец закусил кончик своего уса.
Росс отрицательно мотнул головой.
- Тогда – вот.
Тяжелый кошель пролетел разделяющее их расстояние, описав плавную дугу, и упал Россу на колени.
- Жалование за месяц вперед. Когда уходишь?
- Завтра.

Мальчишка-оруженосец привычно шмыгнул носом, опуская полог палатки за ним.
- Вот, - серебряная монета блеснула в лучах рассветного солнца, тут же потерявшись в узкой исцарапанной ладони подростка, - найди себе другого господина.
Стоящий рядом с Россом, Ротхар гулко хмыкнул и отвесил осторожный подзатыльник бывшему оруженосцу:
- Придумаем куда пристроить.
Они недолго посмотрели вслед быстро и радостно убегающему парнишке.
- Куда ты теперь?- немец склонил голову, ожидая ответа.
- Домой, - Росс пожал плечами.
Ландскнехт переступил с ноги на ногу и неожиданно крепко обнял его.
- Обещай жить.
Росс неловко отстранился и ответил, глядя прямо в глаза:
- Не могу.

Подсушенные пламенем, сучковатые ветки сгорали, выстреливая в прояснившееся к ночи небо снопами искр. Монах отрешенно гонял по дну своей миски недоеденный кусок мяса, редко и исподволь блестя на Росса пристальным взглядом. Росс вздохнул и потер лоб.
- Как тебя зовут?- спросил Росс и застыл, чувствуя, как закололо в ладонях и щекотнуло по шее мурашками от озарившей почти мальчишеское лицо монаха белозубой улыбки и появившихся ямочек на щеках. Он задохнулся, услышав тихий, радостный смех, отмечая, до боли под ребрами знакомое, движение откинувшего назад голову монаха.
- Тристан. Меня зовут Тристан, - широко улыбаясь, наконец, ответил монах, и Росс почувствовал, как опять застучало сердце в груди, - я думал, что ты немой...
Монах ловко подхватил последний кусок ужина и забросил его себе в рот. Он быстро, по –белячьи, прожевал и улыбнулся.
- Отец Тристан? – уточнил Росс.
- Нет, - монах, подхватив с земли ветку, начал сосредоточенно выковыривать из слежавшегося лапника что-то, видимое только ему,- я из монастыря до пострига ушел.
Росс вопросительно поднял бровь.
Тристан, взглянув на него, поджал губы и неохотно пояснил:
- Врут они всё. Про воздержание, про целомудрие, - монах вздохнул и бросил ветку в костер. Поёрзал на месте, устраиваясь, спеленываясь плотно под старым плащом, и закрыл глаза.


"Ненавижу Тебя"- Прошептал Росс рассыпанным по черному бархату неба ярким звездам и заснул под мерное сопение свернувшегося клубком по другую сторону костра, улыбающегося во сне монаха.

***

Кале встретил их вонью, густо замешанной на запахе рыбного рынка. Росс усмехнулся, почувствовав, как плечо Тристана задело его собственное. Монах от самых городских ворот старался держаться ближе, а в гуще города, спасаясь от суетливых горожан, выровнял с ним шаг. Росс остановился, разглядывая яркую вывеску постоялого двора.
- О,- сделавший пару лишних шагов по улице, Тристан быстро вернулся и, задрав голову, прочитал название, - «Боевой петух». Интересно, чем тут кормят…
Росс улыбнулся и махнул рукой, зовя за собой.

- А кормят здесь неплохо, - нарочито чопорно, задрав вверх острый нос, заявил монах. И, не удержавшись, облизал ложку, - и куда мы пойдем дальше?
- Ты останешься здесь, - Росс сделал большой глоток сидра.
Он не сразу заметил, как опустились плечи Тристана, и как тонкие морщинки рассекли лицо возле губ.
- Займешься нашим ночлегом, а я пойду на пристань,- Росс выложил на стол пару монет.
Монах серьезно кивнул головой в ответ и быстро сгреб серебряные кругляшки со столешницы.

Росс размеренно шагал в сгущающихся сумерках, возвращаясь на постоялый двор, и думал о том, что через несколько дней он будет дома. Сестра, наверное, уже замужем, и у брата, наверняка, добавилось не меньше, чем полдюжины детишек. Вот монаху и будет занятие. Ещё обратно в свой монастырь попросится. Росс усмехнулся, вспомнив, как тяжело дались ему прошедшая пара недель: едва оклемавшись, Тристан начал говорить. Он говорил обо всем, что попадалось на глаза, видимо, уже по привычке, не ожидая ответа. Росс терпел, пропуская мимо ушей большую часть монашеской трескотни, пока в один день не навалилась нечеловеческая усталость и снова, как после последнего боя, не заболело все тело. И тогда, оборвав себя на полуслове, Тристан замолчал, обогнал его и заглянул в лицо внимательно, так, что поднялся изнутри немой полузвериный вой, и защипало солью глаза. И все. Тогда монах отступил ему за спину, пропуская вперед, заговорил тихо и убаюкивающе, словно отводя порчу, о прижившейся при монастыре кошке, которую обходили стороной даже очень драчливые псы. И к своему удивлению, Росс начал слушать, привыкая и притираясь к звуку его голоса, учась слышать, спрятанную за веселой историей, усталость или печаль.

- Монах, что со мной был, где? – Росс перехватил пробегающего мимо полового за руку. Тот возмущенно тряхнул круто завитыми прядями и открыл рот, собираясь отлаяться, но, скользнув по Россу взглядом, передумал.
- Под крышей своего скромника ищи, - половой похабно ухмыльнулся.
Росс крепче сжал пальцы, ощущая, как дрогнули под ними от боли мышцы на слабом предплечье, и задумчиво посмотрел в немного раскрашенное румянами лицо, с удовольствием наблюдая, как сползает ухмылка, уступая плаксивой гримасе.
- Горячей воды принеси, - Росс отступил, неохотно, раздумывая, не сломать ли на память о себе только что отпущенную руку.
Половой быстро и часто закивал, пятясь по тускло освещенному коридору. Росс качнул головой, провожая его взглядом, и, с легкой досадой на забравшегося так высоко Тристана, сделал первый шаг по крутым ступеням.

Росс не спрашивал, ступая на палубу переправившего их через пролив баркаса, пойдет ли Тристан за ним. Он только прислушивался по пути к причалу к уже привычному топоту вечно отвлекающегося на разную ерунду монаха и тихо выдыхал, когда звук монашеских сандалий выравнивался за его спиной, догоняя.
Дувр отличался от Кале, как две капли дождя – только звучанием. Они быстро миновали город, сделав короткую передышку в маленькой таверне на самой окраине, и продолжили свой путь, на север, уже верхом, прикупив пару унылых изработавшихся лошадок в первом же хуторе. Жилистый крестьянин, продавший им лошадей, угрюмо настоял на том, чтобы серебряная монета оплаты была брошена в костер.
- Заразы страшатся,- почему-то шепотом сказал Тристан. Росс только пожал плечами в ответ.
Чем дальше они продвигались на север, тем чаще встречами заброшенные, иногда сгоревшие хутора. Нищие, облепившие обочины дорог, слезливо и надрывно выли им в след о божьей каре, постигшей не только грешников, но и невинных детей. Тристан вздрагивал и мелко крестился под плащом. Они, не сговариваясь, свернули с прямой дороги в город, когда повстречали троих, страшных в своих масках, ведущих на поводу старую клячу, запряженную в источающую зловоние телегу.
- Отец наш небесный…- услышал Росс проникновенный шепот монаха и надвинул капюшон, пряча от него лицо.


Росс откинул голову, глубоко вдыхая воздух с запахом приближающейся осени. Он остановил коня на невысоком холме, глядя на темно зеленое, с частыми цветными крапинами, море трав, раскинувшееся перед ним.
- Скоро? – поравняв с ним свою лошадь, Тристан поерзал – верховая езда давалась ему болью и мозолями.
Росс кивнул и ударил пятками по лошадиному боку, направляя вниз по пологому склону.

Вид на маленькую долину, спрятавшуюся меж высоких холмов, открылся привычно внезапно. Все было так, как он помнил – широкий и ярко синий купол неба, темные волны сгибаемых ветром лугов, ровные росчерки маленьких селянских наделов и господский дом на холме. Он смотрел, вспоминая, и впитывая новое, страшное зрелище пустоты и безголосья. Почерневшие остовы селянских хижин торчали гнилыми зубами, упрекая и ударяя под дых. Маленькие, сутулые фигурки людей, бродящих среди заброшенных огородов, выискивающие себе пропитание, и пустые глазницы некогда дышащего теплом и силой дома. Росс спешился, не чувствуя, как подгибаются потерявшие силу ноги. Гулкая и стылая пустота внутри окрасила окружающее в черно-серый, выделяя цветом лишь синий купол раскинувшегося над долиной неба. Он не почувствовал, как его плечо накрыла ладонь, некрепко сжимая, как осторожно толкнулась мордой в его затылок лошадь, только черно-серое перед глазами пошло жгучими разводами, размываясь и сливаясь в одно темное пятно.
- Господин, - Росс отвел глаза от пустоты, натыкаясь взглядом на постаревшее и осунувшееся лицо старого конюха, переминающегося рядом с ним, - как хорошо, что вы вернулись, господин…
Росс тяжело поднялся с коленей, выпрямляя спину и привычно сжав в ладони рукоять меча. Он отыскал глазами тонкую и высокую фигуру мечущегося среди группки людей, быстро и выразительно жестикулирующего монаха, успевающего собирать с земли что-то ценное на его монашеский взгляд.
- Я вернулся, - сказал он самому себе и сделал шаг вперед, к дому на высоком холме и людям, живущим в маленькой долине.

Эпилог.

Дом пахнет ржаным хлебом и сухим жаром растопленного камина. Легкий аромат цветущего вереска переплетается с нотками хмеля, пропитавшими его широкую рубаху, и ему кажется, что он слышит прозрачную и поднимающуюся ввысь песню младшей сестры за заливистым смехом Тристана, давно сменившего старую рясу на простой крестьянский наряд и азартно торгующегося за пучок зелени с конопатой селянской девчонкой. Он сидит на ступенях крыльца и, прищурившись, наблюдает за медленно плывущими по широко раскинутому куполу ярко синего неба облаками. Он дома.