LightLovely
Название: Рыцарь.
Автор: я
Бета: Klavisa
Рейтинг: G
Персонажи: Дженсен Эклз, Джаред Падалеки
Жанр: псевдоисторический романс
Густая молочная взвесь утреннего тумана влажно холодила лицо. Смутные силуэты дозорных растворялись в белесой мути, приглушающей голоса людей и звуки ударов копыт. Дженсен сжал поводья, прогоняя по рукам и плечам напряжение, и тряхнул головой, сгоняя сонливость.
- День обещает быть жарким.
Дженсен хмыкнул, не поверив неожиданно мягкому и примирительному тону Инквизитора.
- Да, святой отец.
Доминиканец коротко усмехнулся, оценив безучастную покладистость главы своей охраны.
- Напомните мне в следующий раз не вступать с вами в теологические дискуссии, - с легкой насмешкой произнес монах, и Дженсен краем глаза отметил, как поджались тонкие губы собеседника, - вы так близки к ереси, что соблазн обвинить вас для меня очень велик.
И монах пристально посмотрел на храмовника в ожидании ответа.
- На всё воля Божья, - пожав плечами, ответил Дженсен, - но, впредь, я постараюсь не вводить вас в искушение.
Инквизитор тихо рассмеялся.
- На всё воля Божья, сын мой.
Добродушно произнесенные слова скрытой угрозой отозвались холодом в кончиках пальцев. Рыцарь ещё раз пожал плечами, скрывая раздражение за равнодушием жеста.
Согретый солнечными лучами, утренний воздух пришел в движение, разрывая полотно тумана на мелкие клочки. Сизые обрывки уносились ветром в сторону от дороги, открывая взгляду маленький городок на вершине пологого холма.
- Вы, командор, могли бы быть образцом для остальных воинов Христовых, - неожиданно нарушил тишину монах, - если бы относились к своей службе с большей страстью.
- Страсти пагубны, не так ли, святой отец? – усмехнулся в ответ храмовник, - нашему Ордену не нужны фанатики - он предпочитает иметь дело с разумными людьми.
- И богатыми, - не удержался от колкости доминиканец.
- И это тоже, - согласился с ним рыцарь, - вы собираете души, мы – кошельки. И все довольны.
Монах обжег собеседника коротким взглядом и отвернулся. Дженсен усмехнулся. В долгом и тяжелом пути не было лучшего развлечения, чем доводить до бешенства этого чрезмерно страстного и догматичного инквизитора.
- Командор! – вернувшийся к ним из дозора Арнуа тихо окликнул его, привлекая внимание.
Дженсен придержал коня, пропуская вперед пятерку монахов во главе с инквизитором.
- Говори, - приказал он, снижая голос.
- В городе костры горят.
- Где?
- Похоже, что на главной площади.
Желание чертыхнуться кольнуло язык.
- Опять вперед Папы лезут, - словно прочитав его мысли, покачал головой Арнуа.
Дженсен коротко свистнул и вскинул затянутую в кольчужную рукавицу ладонь высоко над головой, приказывая отряду остановиться.
- Арнуа, Матье и Рей остаются в сопровождении. Остальные – за мной!
Отряд разделился, следуя приказу командира. Дженсен дал шпор своему жеребцу, вынуждая ускорить шаг. Досада и злость прибавила частоты гулко забившемуся сердцу, когда он краем глаза ухватил холодный и насмешливый взгляд инквизитора.
«Тупые, жадные скоты!» - он скрипнул зубами, привычно сдерживая внутри себя гнев. Четыре костровища медленно догорали посреди городской площади, чернея бесформенными грудами обугленных тел. Небольшая группа собравшихся на казнь горожан с интересом и любопытством наблюдала за отрядом храмовников.
- Мессир! – молодой монашек, прижимающий к груди Писание, путаясь в рясе, быстро подбежал к нему, - мессир…
- Командор, - холодно поправил его Дженсен, - по чьему приказу совершилась казнь?
Монашек быстро затараторил, явно гордясь своей причастностью к происходящему:
- По приказу владелеля этих земель, высокочтимого барона де Кандала.
- Их вина была доказана?
- Свидетелями их ереси и богохульства выступили добропорядочные горожане, не вызывающие сомнений в их честности.
- Кому перешло имущество еретиков?
- Владетелю этих земель, высокочтимому…
- Понятно. Кто вынес приговор?
- Я был удостоин высокой чести судить и приговорить врагов церкви, - скромно опустив глаза, важно заявил монашек.
Командор поморщился и сделал знак своим людям:
- Монаха - под замок. Пусть с этим дураком аббат Клименте сам разбирается.
Подхваченный под локти и поднятый над землей двумя конными храмовниками, монашек тихо пискнул, сильнее вжимая в грудь святое писание, и с ужасом зажмурился, шепча молитву.
«Мальчишка» - вздохнул Дженсен, провожая взглядом арестанта и его охранников, безошибочно угадавших расположение городского каземата.
Собравшиеся на площади горожане быстро потеряли интерес к происходящему и стали расходиться по домам. Вскоре площадь опустела.
- Не слишком ли вы поторопились? – подъехавший к храмовнику в сопровождении пятерых монахов, вкрадчиво поинтересовался инквизитор.
- Думаю, что это Господу терпения не хватило, чтобы наделить всех своих служителей умом, - Дженсен снял шлем и устало потер лоб под самым краем кольчужного капюшона.
- Вы опять на грани ереси, сын мой, - Клименте хищно улыбнулся, - хотя, чего ждать от рыцаря Ордена Тамплиеров?
- Предлагаю обсудить недостатки и достоинства Орденов после того, как вот этот добропорядочный глава, - Дженсен указал на почти бегущего в их направлении, толстяка, - поможет нам с устройством.
Аббат рассмеялся, соглашаясь.
- Вы выглядите моложе в светской одежде, - с ноткой упрека заметил Клименте вошедшему в трапезную командору.
- А вы решили не изменять себе, - парировал Дженсен, осматривая привычный аббатский наряд.
Доминиканец усмехнулся.
- Это всё – суета, - монах сделал неопределенный жест, - на Суде Божьем будут оцениваться души, а не одежды, в которые мы закутывали себя при жизни.
- В таком случае, почему бы себя не побаловать? – храмовник подошел к накрытому столу и налил себе полный кубок вина.
Аббат улыбнулся:
- Признайтесь, что вам нравится меня злить.
Дженсен сделал глоток и, немного посмаковав напиток, ответил:
- Признаю.
- Грешник.
- Лицемер.
Храмовник услышал, как монах набирает полные легкие воздуха для достойного ответа.
- Я знаю, что закончу жизнь на костре, если не перестану дразнить вас, - опередил он собеседника, - поберегите силы для завтрашнего дня.
- Вы ненавидите всех инквизиторов или только меня? – Клименте внимательно всмотрелся в спокойное лицо рыцаря, пытаясь уловить малейшие следы эмоций.
Командор усмехнулся, глядя ему прямо в глаза.
- Передайте мои сожаления нашему гостеприимному хозяину, что не смог отужинать в его, наверняка приятной и интересной, компании.
Опустошив одним длинным глотком свой кубок, храмовник с легким стуком поставил его на празднично убранный стол.
- У меня пропал аппетит.
Он развернулся и вышел из трапезной.
День первый.
небечено
День первый.
За мутным витражным стеклом галереи ожидающие внизу, у входа в магистрат, люди казались суетливыми мышами, снующими по углам маленького дворика, напряженными и избегающими встреч лицом к лицу. Храмовник непроизвольно коснулся холодящей поверхности стекла лбом, пытаясь разглядеть под тенью головных уборов глаза хоть одного из посетителей.
- Вы присоединитесь к нам?
Дженсен обернулся на голос аббата и неопределенно пожал плечами в ответ на заданный вопрос.
- А стоит?
Клименте подошел почти в плотную и закинул голову, вглядываясь в его лицо.
- Вам же нравится меня злить, а сегодня у вас будет повод для колкостей,- доминиканец сделал быстрый знак рукой сопровождающим его монахам, отпуская от себя, - неужели пропустите такое развлечение?
- Не думаю, что вид озлобленных и мстительных горожан сделает мне приятное, но я благодарен за приглашение. Воспользуюсь им в день суда.
Он широко улыбнулся, с удовольствием отмечая, как ярость короткой волной пробежала по лицу монаха и исказила, ломая, твердый очерк губ.
- И, если я вам не нужен для устрашения истинных христиан, позвольте предаться разврату в ближайшей таверне?
- Прелюбодей!
Голос аббата снизился до злого шипения.
- Клянусь вам, что буду грешить только с незамужними! – Дженсен в преувеличенно искреннем жесте прижал ладонь к сердцу, - и завтра же с утра приду к вам на исповедь!
Ярость, отразившаяся на лице Клименте, неожиданно всколыхнула затаившуюся злобу. Он почувствовал, как широкая улыбка застывает на его лице, сковывая мышцы холодом бешенства.
- И вы отпустите мне все грехи, - шепнул он, сделав шаг к инквизитору и склоняясь к его лицу, - потому что Господь велел прощать.
Аббат отшатнулся от его слов, словно от пощечины, и, развернувшись, быстро зашагал прочь.
Храмовник застыл, провожая удаляющуюся по галерее фигуру, и стер ладонью с лица, ставшую болезненной, широкую улыбку.
***
В отведенной ему спальне царил полумрак. Большие, богато отделанные по местному обычаю, окна были задернуты тяжелыми шторами, прячущими от взгляда яркое летнее утро. Тонкая фигура сидящего на краю широкой постели оруженосца казалось черной тенью на фоне сумеречно серых стен, местами прикрытых темными пятнами гобеленов.
- Командор, - Руи вскочил, быстро склонив голову, приветствуя и пряча покрасневшие щеки, - какие будут распоряжения?
Дженсен коротко взглянул на башелье и молча стянул с головы капюшон. Он видел, как вздрогнули тонкие пальцы, когда он, приближаясь, сделал несколько шагов. И как кончик языка скользнул по припухшим губам, когда он, опустив руку на плечо оруженосца, надавил, заставляя опять опуститься на постель.
- Ты знаешь, что делать, - Дженсен провел ладонью по пылающей щеке, лаская, и закрыл глаза, позволяя умелым и горячим рукам раздевать и скользить по обнажающейся коже.
***
Он невольно зажмурился от яркого света разгорающегося дня, когда Руи отдернул тяжелые шторы и распахнул маленькую створку окна, впуская в спальню поток свежего воздуха. Дженсен замер, разглядывая стройный силуэт башелье и вспоминая, как два года назад опрометчиво согласился взять в обучение юного и миловидного пажа, мечтающего о рыцарской славе. Неприятный холодок вины сковал дыхание. Он с усилием вдохнул, набирая полные легкие воздуха для произнесения решающих слов.
- К вам идет Арнуа, - оруженосец отошел от окна, избегая взгляда, и застыл в двух шагах от постели, опустив глаза и держа на весу приготовленную льняную сорочку.
Дженсен выдохнул. Только что-то действительно важное могла заставить старого вояку самолично проделать такой путь.
Он поднялся с постели, небрежно отбросив в сторону смятое покрывало и вновь доверился рукам предупредительного оруженосца.
Дверь в спальню открылась без стука.
- Командор, - окликнул его остановившийся на пороге Арнуа.
Дженсен накинул нарамник, расправляя его на плечах, и обернулся на рыцаря.
- Что случилось?
- Местный пастор решил аббату и пошел проповедовать людям.
- И?
- И сейчас с толпой горожан прет к дому предполагаемой ведьмы, - Арнуа поморщился, словно от кислого.
- Тогда, почему ты здесь? – Дженсен пристегнул к поясу поданный оруженосцем меч и вопросительно посмотрел на рыцаря.
- Я отправил к дому ведьмы четверых, - пожал плечами в ответ старый вояка, - но, разговаривать с пастором придется все равно вам.
- Придется, - спокойно согласился он и, не оборачиваясь, быстро вышел из спальни, не дожидаясь пропустившего его Арнуа.
***
Небольшая и крикливая толпа горожан, собравшихся у опрятного домика «ведьмы», издали напоминала стаю ворон, защищающую добытый кусок падали.
- Мессир! – Зычный голос пастора перекрыл царящий вокруг гвалт.
Горожане приутихли, озлобленно посматривая на подъехавших к ним храмовников.
- Командор, - привычно поправил священника Дженсен.
- Командор, вы творите беззаконие, приказывая воинам Христовым защищать исчадье ада! – пастор раскраснелся, тряся над головой Библией.
- Воины Христовы защищают имущество исчадья ада от ущерба, - холодно парировал Дженсен, - беззаконие творите вы. Разве суд над обвиняемой уже состоялся?
- Нет, - священник заметно поостыл.
По толпе тихим рокотом пробежала волна недовольства.
- Она была обвинена, как полагается по христианской совести и закону?
- Нет, но она – ведьма! – краска негодования вновь залила щеки священнослужителя.
- Так что же мешает вам уличить слугу нечистого перед папским судом? – Дженсен снял шлем и немного наклонился вперед, пристально вглядываясь в лицо пастора.
- Тогда удовольствие от расправы перейдет к другому, - раздалось в установившейся тишине.
Дженсен поднял глаза и встретился взглядом с высоким, богато одетым горожанином, вооруженным увесистой дубиной и стоящим в ряду его людей, преграждающих дорогу толпе.
- Вот она – власть ведьмы над неокрепшими умами и душами! – визгливо проорал священник, опять поднимая Писание над головой, - одумайся, неразумный! Отвратись от сатанинского отродья!
Пастор метнулся к защитнику ведьмы, и был остановлен, выступившими вперед по знаку командира, храмовниками. Толпа загудела.
- Понятно, - хмыкнул Арнуа, - что делать будем?
- Этих, - он обвел рукой толпу, - разогнать по домам.
Десяток сопровождающих его тамплиеров, словно пастушьи собаки непослушных овец, начали равнодушно теснить возмущенных произволом горожан прочь от ведьминого дома.
- Этого, - Дженсен кивнул на пастора, - отвести под конвоем домой. Будет сопротивляться – где каземат, вы сами знаете.
Арнуа сделал знак двум рыцарям. Пастор запричитал и упал на колени, обращаясь с мольбой к небесам покарать вероотступников и еретиков прямо на месте. Конвоиры терпеливо дождались окончания молитвы и, аккуратно подхватив обессиленного священника под руки, бережно усадили его на коня.
- У дома до завтра выставить караул, менять каждые два часа, - Дженсен стянул капюшон и растрепал пятерней отросшие волосы, наслаждаясь дуновением теплого ветра.
- Да, жарко, - согласился Арнуа, - а почему только до завтра?
- А завтра уже будет точно известно, охраняем ли мы имущество ведьмы или добросердечной христианки, - ухмыльнулся он в ответ.
Через пару минут, когда в переулках затихли возмущенные вопли разгоняемых горожан, Дженсен закрыл глаза и подставил лицо солнцу, глубоко вдыхая душистый аромат, цветущих в саду, яблонь.
- Спасибо.
Дженсен услышал, как осторожно сделал пару шагов забытый в кутерьме защитник. Рядом взвизгнул доставаемый из ножен меч. Не открывая глаз, он махнул вооружившемуся Арнуа:
- Не дергайся. Если бы он хотел меня убить, благодарить бы не стал.
Он открыл глаза и отыскал взглядом явно смущенного горожанина.
- Рано благодаришь. Вполне возможно, что через неделю твоя дама сердца сгорит на костре.
Он равнодушно отметил, как напряглось и исказилось от гнева немного смуглое лицо.
- Но, ты можешь попытаться ей помочь, - Дженсен и сам не знал, почему решил ободрить защитника, - по закону у любого еретика может быть адвокат.
Надежда, вспыхнувшая в глазах и осветившая лицо горожанина, остро заскребла под ребрами, вызывая глухое раздражение.
- Прощай.
Он дал шпор коню и медленно отъехал от ведьминого дома.
- Быть вам магистром, - уверенно заявил Арнуа.
- Если до этого меня не поджарит аббат, - рассмеялся он в ответ.
***
- Как вы смеете?
Дженсен поморщился от придушенного гневом голоса Клименте.
- Вас не учили стучать, прежде, чем войти? – копившиеся с момента расставания с защитником, раздражение выплеснулось холодной вспышкой злобы.
- Сейчас не до церемоний! – аббат кашлянул, возвращая голосу силу, - вы не в праве заключать под стражу служителей церкви!
- А, вы не в праве подглядывать, как я раздеваюсь.
- Продолжай, - Дженсен кивнул, замершему от неожиданности, Руи, и поднял руки над головой, наклоняясь и с облегчением освобождаясь от стягиваемой с него кольчуги.
- Впредь не смейте вмешиваться в ход папского суда!- Клименте, заложив руки за спину, начал мерить спальню шагами.
- А при чем тут суд? Монаха я запер для вашего же удобства. Чтобы не сбежал, когда понял какую смертоносную глупость он совершил. А пастор даже не под домашним арестом.
Аббат остановился и шумно выдохнул через нос, успокаиваясь.
- Вы скатились до самоуправства, - с угрозой в голосе наконец-то заговорил он, - ещё один такой случай – и я буду вынужден жаловаться на вас Магистру.
- Жалуйтесь. Можете начинать прямо сейчас. Пока ваша жалоба дойдет до Магистра, я успею довести вас до белого каления. А сейчас – выйдете. Не люблю, когда наблюдают, как я моюсь.
В повисшей тишине было отчетливо слышно, как часто и сипло дышит Клименте. Дженсен чертыхнулся про себя, поняв, что святой отец собирается высказаться по второму кругу.
- И попросите, чтобы ужин принесли сюда. У меня нет настроения наблюдать ваше гневное выражение лица весь вечер, - холодно добавил Дженсен, уже не рассчитывая на успех.
- Вы закончите свои дни на костре, - пророчески произнес доминиканец, разворачиваясь, чтобы уйти.
- Или стану магистром, - уже смеясь, бросил ему в спину Дженсен, - И не забудьте про ужин!
Добротная дубовая дверь громко хлопнула, закрываясь за взбешенным аббатом.
- Продолжим.
Он закрыл глаза, опуская голову и расслабляясь под массирующими прикосновениями умелых рук оруженосца.
День второй.День второй.
Клименте с усилием сжал зубы, давя зевок. Четверка монахов за его спиной привычно и напевно шептало молитву, завершая утреннюю службу. Под дружное и привычное бормотание вялые мысли о предстоящем дне плавно перетекли на храмовника. Тамплиер вызывал неосознанное раздражение с самого первого дня их встречи. Самоуверенный и равнодушный к делам церкви, надменный и развратный. Клименте передернул плечами и поморщился, вспоминая влюбленный взгляд оруженосца, постоянно направленный на своего командира. "Плоть слаба"- пытаясь найти в душе хоть кроху оправдания храмовнику, подумал аббат. Опасные воспоминания, словно получив разрешение, заполнили его мысли, заставив пересохнуть горло и горячей каплей пота пробежаться по спине. "Плоть слаба" - напомнил он себе и истово подхватил молитву, до боли сжимая в ладони распятие, крепко зажмурившись и прогоняя святыми словами охвативший его порочный жар.
***
Монахи рамеренно поскрипывали перьями, записывая за свидетелями каждое слово показаний. День близился к полудню и оставшиеся от утренней толпы, посетители торопливо обвиняли обидевших их друзей и соседей в ереси и колдовстве, явно спеша разделаться с неприятным для них делом до обеда.
Клименте задумчиво перебирал крупные бусины четок, размышляя над порочностью людской души. Наткнувшись пальцами на распятие, он привычно прочел "Отче наш" и начал новый круг размышлений.
- Задумались над природой всего сущего, святой отец? - раздавшийся над ухом насмешливый голос заставил его вздрогнуть от неожиданности.
- А вы продолжаете искушать судьбу? - не сдержался аббат, окинув взглядом почти сарацинский наряд камандора.
- Никогда бы не подумал, что вы настолько амбициозны, чтобы выдавать себя за Проведение, - усмехнулся храмовник, усаживаясь рядом.
Клименте в бешенстве скрипнул зубами, обдумывая достойный ответ.
Дженсен поднял руки в примирительном жесте:
- Я пришел предложить перемирие на время суда. И признаю, что неудачно начал его обсуждение.
Аббат усмехнулся. Дженсен с удивлением заметил глубокие горесные складки около тонких, бледных губ.
- Быть вам магистром, командор, - Клименте посмотрел на него пристально и пытливо.
- Если раньше вы не спалите меня костре, - согласился с ним Дженсен.
***
- Куда теперь? - Арнуа выступил из густой тени ратуши и зашагал рядом, изредка бросая предупреждающие взгляды на встречных горожан.
- К ведьме, - Дженсен привычно похлопал себя по поясу в поиске кольчужных перчаток и, не найдя, рассмеялся.
- Монах рассказал, в чем ее обвиняют?- старый рыцарь громко засопел, тяжело ступая, в попытке успеть за легкоодетым командиром.
- Да. Все, как обычно: у соседской коровы пропало молоко и в саду у колдуньи яблоки созревают раньше, чем у всех в городе. На лицо сговор с нечистым.
- Пастор кляузу сам писал или кого-то другого подослал?- Арнуа махнул конюхам, чтобы привели лошадей.
- Сам. Видимо, не смог себе отказать даже в таком малом удовольствии, - Дженсен нахмурился и, подождав, когда подведут его коня, легко взлетел в седло.
- Как мальчишка, - буркнул себе под нос Арнуа, с достоинством опытного рыцаря взбираясь в седло своей кобылы.
Маленький город жил своей размеренной жизнью, тихо рокоча людскими голосами, звеня детскими окриками и шелестя уже по-летнему яркой листвой расцветших садов. Раскрасневшиеся прачки, шутя и переругиваясь, несли тяжелые корзины с чистым, пахнущим проточной и студеной водой, бельем. Куда-то спешил по-щенячьи тощий монашек из свиты аббата, по-девичьи приподнимая подол мешковатой рясы, чтобы не запачкать ее в лужах, оставшихся после ночного дождя. Розовощекий карапуз, стоя посреди улицы, деловито облизывал медовый леденец, изредка отворачиваясь от басовито гудящей настырной пчелы.
- Я прошение магистру написал, - пробурчал Арнуа и быстро отвел глаза в сторону, - хочу осесть где-нибудь.
Дженсен только коротко кивнул, соглашаясь.
Маленький домик колдуньи терялся в кипени и аромате цветущего сада. Дженсен с трудом нашел глазами в густой поросли смородиновых кустов белые, с кровавым росчерком креста, плащи караульных. Махнув им, он, не задумываясь, шагнул в черный провал открытых дверей дома. Упругий толчок воздуха в лицо предупредил о нападении, Дженсен легко пригнулся, сжавшись для ответного удара. Тяжелый звук удара в стену позади него вызвал непроизвольный оскал, и он услышал тихое шипение напавшего, ввинчивая свой кулак в чужие ребра. Женский крик оглушил на секунду и Дженсен упал от коварной подножки, тут же прижатый к полу тяжестью сильного тела. Но уже через пару мгновений тяжесть пропала, сменившись ощупывающими руками.
- Да живой я, живой, - отбился от рук Дженсен, поднимаясь на ноги.
Полумрак крохотного коридора озарился неровным светом одинокой свечи, и Дженсен смог рассмотреть маленькую большеглазую брюнетку, испуганно прикрывшую ладошкой лицо, взбешенного Арнуа, сверкающего глазами на все того же долговязого защитника ведьмы, уже удерживаемого оставленными в какрул тамплиерами.
- Обознался? - усмехнулся Дженсен, обращаясь к раскрасневшемуся в пылу драки горожанину.
Тот явно смутился, но уже через секунду, вздернув подбородок, сказал с вызовом:
- Вы одеты неподобающе рыцарю. Кто угодно бы на моем месте обознался!
Дженсен рассмеялся и захохотал ещё громче, заметив обиженное и немного оскорбленное выражение лица защитника.
- Будь я одет подобающе, ты бы об меня руки сломал, - пояснил он, немного успокоившись. И с удивлением услышал заразительный смех в ответ.
- Как дети малые, - пробурчал Арнуа и махнул караульным, разрешая освободить виновника переполоха.
Солнце уже клонилось к закату, когда Арнуа, сыто отдуваясь от ведьминого угощения, мерно покачиваясь в седле, решился задать интересующий его вопрос.
- Так зачем мы сегодня в гости к колдунье ездили?
Дженсен тихо ответил:
- Убедиться.
Старый рыцарь задумчиво почесал пальцем под кольчужным капюшоном.
- Даже не буду спрашивать, что вы задумали. Но готовит девченка и вправду волшебно.
Маленький городок тихо засыпал, скрипя закрываевыми ставнями чистых окон, переговариваясь редким лаем собак и звуча колыбельными напевами. Ему не было дела до двоих молчаливых, думающих каждый о своем, всадников на пустынной улице, до терпеливо ждущего на краю разобранной постели юного башелье, и до укрощающего плоть в полумраке своей спальни аббата, раздираеваемого греховными желаниями.